СТАНДАРТЫ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА В ДЕЛЕ ЛИТВИНЕНКО
В судебной системе стран, взявших на вооружение английское «обычное право» (т.е. право, основанное на прецедентах), существует целый ряд т.н. «стандартов доказательств». Термин «стандарт доказательства» обозначает ту или иную степень убедительности предоставленных доказательств, которую должна достичь та сторона процесса, на которой лежит бремя доказательства. В США, согласно Конституции, в уголовных делах обвинение должно доказать вину обвиняемого «вне всякого разумного сомнения». Это не означает «абсолютно», «стопроцентно» или даже «без тени сомнения».
«Тень сомнения» существует всегда. Даже свидетель преступления полагается всего лишь на свои слух и зрение, которые далеко не всегда безупречны. Именно поэтому на перекрестных допросах адвокаты обвиняемых пытаются дискредитировать свидетелей в надежде посеять разумное сомнение в умах присяжных или судей. «А сколько диоптрий в ваших очках?» «А какое было освещение?» «Какие лекарства вы принимаете?» «Сколько виски вы выпили в тот вечер?» и т.д.
В гражданском праве в основном применяются два стандарта доказательства: 1) «превосходное доказательство» (preponderance of evidence) и 2) «четкое и убедительное доказательство» (clear and convincing evidence). “Превосходное доказательство” как стандарт применяется в таких делах как нарушение контрактов, а «четкое и убедительное доказательство» применяется в делах, связанных с поражением гражданских прав (например, лишение родительских прав). Если вы представите себе богиню Правосудия Фемиду с весами, то в уголовных делах чаша с доказательствами должна опуститься минимум на 90%, а в гражданских либо на 51% (т.е. скорее да, чем нет) в случаях, когда применяется стандарт «превосходное доказательство», либо на 75%, когда применяется стандарт «четкое и убедительное доказательство». Разумеется, проценты эти условные и математическому вычислению не подлежат. Стопроцентного доказательства, повторяю, не существует.
Теперь перейдем к делу Литвиненко. Российские СМИ и эксперты ерничают по поводу формулировок, содержащихся в докладе о расследовании, подготовленном комиссией под председательством судьи Роберта Оуэна, в котором изобилуют такие слова как «probably», и «possibly» и производные от них: probability, probable, possibility, possible. По поводу перевода этих терминов на русский язык, а также для ознакомления с форматом и сутью общественного расследования я рекомендую компетентную статью Леонида Сторча, которую вы можете найти на следующем сайте: http://echo.msk.ru/blog/kritikator/1698926-echo/.
В своем докладе судья Оуэн выразил свою степень уверенности по поводу доказательства того или иного события или установления причинно-следственной связи между событиями. Там, где он был уверен (т.е. считал предлагаемый к рассмотрению эпизод доказанным вне всякого разумного сомнения), он писал: «я уверен», там, где он считал, что существует высокая вероятность того или иного события, то, как грамотный юрист, он так и писал: «скорее всего», «с высокой степенью вероятности» и т.д. Нападки со стороны российских СМИ и экспертов на манеру изложения, таким образом, свидетельствуют либо о незнании основных положений, касающихся стандартов доказательства, либо о нарочном извращении фактов.
Расследование сводилось к выяснению следующих фактов: кто и как убил Литвиненко, мотив преступников, стоял ли кто-либо за преступниками и если да, то кто? По первому вопросу судья Оуэн категорично («я уверен») установил, что убийцами были Луговой и Ковтун. Метод убийства был с такой же степенью уверенности («научно доказанный факт») установлен: применение изотопа полония-210. Судья полностью исключил версию самоубийства и также с высокой степенью вероятности установил, что ни у Лугового, ни у Ковтуна не было личных мотивов убивать Литвиненко. Спрашивается – кто тогда за этим стоял? Для ответа на этот вопрос судья детально изучил кем и как производится смертельный яд полоний-210. Судья отмел показания некоторых свидетелей как несостоятельные или ненадежные (например, показания агента ФСБ, который попросил убежище в Австрии; в разговорах с Александром Гольдфарбом он утверждал, что получил полоний-210 в Австрии от чеченца по имени Султан). Судья детально опрашивал приглашенных ученых-экспертов о методах производства полония-210, с учетом количества этого изотопа, доставленного в Англию и количества, фактически попавшего в организм Литвиненко (26,5 микрограмм). Судья также проанализировал возможность кражи этого вещества с предприятия-производителя, возможность его производства «кустарным» способом, а также на реакторах, находящихся за пределами России. Поскольку представлялась только теоретическая (но никак не практическая) возможность, что изотоп полония-210 мог быть произведен не только на предприятии «Авангард», занимавшимся производством этого материала, то судья в своем выводе употребил следующую формулировку: «полоний-210, [которым был отравлен Литвиненко] «должно быть прибыл, или даже скорее всего, прибыл из России».
Учитывая, что предприятия «Маяк» (первая фаза производства) и «Авангард» (вторая фаза производства) находятся под строжайшим государственным контролем, а также учитывая, на основании показаний бывшего полковника КГБ Юрия Швеца, сбежавшего на Запад, и других показаний, о порядке принятия решений по физическому устранению предателей за пределами Российской Федерации, судья установил личную ответственность за убийство Литвиненко директора ФСБ на то время Николая Патрушева и Владимира Путина. Судья Оуэн, однако, не мог позволить себе по данному вопросу формулировку «я уверен», поскольку не было ни одного свидетеля, который бы слышал, как Патрушев или Путин лично утверждали план по убийству Литвиненко. Да и могли ли быть свидетели такого одобрения или утверждения? Поэтому формулировка, выбранная Оуэном, звучала так: «Принимая во внимание все доказательства и их анализ, находящиеся в моем распоряжении, я нахожу, что операция ФСБ по устранению Литвиненко была вероятнее всего утверждена г-ном Патрушевым, а также Президентом Путиным».
Российские эксперты также изгалялись по поводу того, что слушания по делу Литвиненко были закрытыми, а, следовательно, результатам расследования доверять нельзя. Действительно, секретные материалы публичной огласке не предавались, а рассматривались in camera, учитывая национальные интересы Великобритании. Поскольку часто судам приходится рассматривать секретные материалы, то практика «закрытого» рассмотрения доказательств широко распространена во всем мире. Например, если Хиллари Клинтон будет привлечена к суду за халатность в обращении с электронными посланиями, содержащими материалы с высшим грифом секретности (а я надеюсь, что это произойдет), то такие материалы будут рассматриваться на закрытых заседаниях суда, причем даже адвокаты Клинтон должны будут иметь специальный допуск.
Судья Оуэн продемонстрировал высокую степень судейского темперамента, мощный интеллект и безупречный юридический анализ при ведении данного расследования. Но в стране, где столько лет «царицей доказательств» (по выражению Андрея Януарьевича Вышинского) было признание своей вины обвиняемым, где «тройки» в течение нескольких минут выносили приговор, а еще через несколько минут этот приговор приводился в исполнение, строгие формулировки судьи Оуэна вызывают смех. Притворное же возмущение по поводу закрытости слушаний, озвученное российскими юридическими экспертами, у меня вызывают отвращение. Ну да, конечно, Россия всегда славилась открытыми состязательными судебными процессами, аж с 1917 года и, судя по всему, по сей день.
